Главная » 2015 » Май » 1 » Декан МГУ рассказал, как отчислил студентку за оскорбление педагогов в сети
06:19
Декан МГУ рассказал, как отчислил студентку за оскорбление педагогов в сети
И. ИЗМАЙЛОВ: Добрый вечер. В студии декан философского факультета МГУ имени М.В. Ломоносова Владимир Миронов. Владимир Васильевич, добрый вечер!
В. МИРОНОВ: Добрый вечер!
И. ИЗМАЙЛОВ: Спасибо, что присоединились к нам. Весь день в информационном пространстве находится тема, связанная с инициативой приравнять сожительство к супружеству. Адвокат Александр Добровинский сообщил «Российской газете», что в ближайшее время начнут процесс сбора подписей как минимум 100 тысяч, чтобы внести изменения в российское семейное законодательство, признать гражданский брак полноправным супружеством. Если это сделать удастся, инициатива будет официально рассмотрена властями. При некоторых разъяснениях, если мы правильно услышали, речь идёт о том, что люди сожительствуют, у них дорога всё равно в суд лежит, и либо они могут разделить, либо никакой ответственности нет ― прожили и все, без имущества, без денег. Вы как на этот подход смотрите? На Ваш взгляд, он трансформируется в какие-то более глубокие вопросы? Мы обсуждали это на уровне подходов к традиционным ценностям, о которых мы говорим плотно в последнее время.
В. МИРОНОВ: У меня так получилось, что жена переводит сейчас решение конституционного суда Германии, 1000 страниц, на русский язык. Проблема, которая в Германии стояла очень давно, её решали несколько десятилетий и подошли к ситуации разделения сожительства. При этом они говорили, что семьёй признаётся такое образование, которое даёт детей. Всё остальное ― термины типа партнёрства, которые позволяют жить. Но юридические казусы в том, что партнёрство расширяется порой до таких пределов, что партнёром может оказаться ваша дочь, друг, если до абсурда довести. В Германии в этом году был случай фактического узаконивания инцеста, когда брат и сестра имели троих детей, правда, поздно опомнились, не надо было его сажать. С точки зрения общей ситуации для меня это не очень приемлемо, я человек немолодой, считаю, что брак ― это то, что способно давать детей. Всё остальное можно называть разными терминами, узаконивать. Если государству это нужно и не мешает, всё можно признать. Для меня проблема неактуальна, мне кажется, здесь больше надуманности. А понятийно всё можно оформить.
И. ИЗМАЙЛОВ: Те разговоры о семейных ценностях, которые мы ведём, пытаясь нащупать собственную почву, на что опереться в движении вперёд. Как тогда изменится восприятие этого вопроса, если предположить, что инициативу поддержат?
В. МИРОНОВ: Мы находимся в собственной культуре так же, как в своих находятся Индия, Германия. И если в нашей культуре есть предпосылки для признания такого рода ценностей, то это может быть, но я не уверен, учитывая очень большое разнообразие нашей страны. У нас живут не только русские, не только православные, у нас живут мусульмане, другие нации. Тогда надо всё пересматривать. Помните, в советское время говорили, что женщина будет свободной, если она снимет паранджу. А потом сообразили, что это часть культуры, и снять она может, но свободнее она не станет. Я думаю, система ценностей не может просто через юридические вещи войти в нашу жизнь ― это долгий процесс.
И. ИЗМАЙЛОВ: Вы упомянули Германию, мы видим ценности, к которым пришла Европа ― там есть к этому предпосылки? Я так понимаю из Ваших слов, что у нас нет, у нас своя культура, но возможно ли через какие-то элементы насаждения эти ценности ввести, а через пару поколений получить людей, принявших это?
В. МИРОНОВ: Любое государство ― это аппарат насилия. Если очень захотеть, в Германию можем опуститься, Гитлер, фашистский режим. Навязана целая система ценностей. Женщина должна без обиняков спать с мужчиной, если он фашист, принадлежит к соответствующей партии, и их потомство поощрялось. Это было введено в ранг государственной политики. Так же и борьба с евреями. Нам всегда кажется: человек так устроен, что всё плохое у нас сзади, а впереди только хорошее. История ходит кругами. Мы ещё с Римской империи можем найти факты, которые сегодня таким же образом обсуждаются или реализуются. Поэтому сказать, может что-то или нет ― сложный вопрос, зависит от государства и общественности. И система ценностей умещается в глобальный информационный мешок, и диктуется часто не самой культурой, сколько информационными, медийными законами, которые тоже не богом спущены. Господствует страна, которая господствует в технологическом отношении. В данном случае США, и, когда все культуры погружаются в этот единый информационный мешок, они начинают работать по этим стереотипам. Спросите сегодня многих детей, они вам скажут, кто такой Микки Маус, но могут не ответить, кто такая Баба Яга. Это факт, и тут надо скорее думать нашей культуре, да и другим культурам, можем ли мы этому противостоять?
И. ИЗМАЙЛОВ: Лавров и Шойгу говорят именно об информационной войне, которая идёт по отношению к нашей стране. Конечно, это касается и ценностей, и культуры, и всего остального. Как противостоять? Но много из нашего собственного подутрачено, и просто так поднять и сказать: «Это ценность» тоже не получится, если мы отказались от неё.
В. МИРОНОВ: В своё время мы отказались от идеологии, и в своё время это было правильно. Но отказ от каких-то функций идеологических сам по себе возникает. Я противник придумывать эти ценности сверху, слать умных людей, философов, политологов на дачи, сочинять идеологические концепты, которые нам спускаются и которые будто идут от народа. Если в народе есть некоторая система ценностей, и она традиционна для нас этнически, религиозно, культурно, она всё равно себе дорогу пробьёт. Мы оказались на стадии, когда упущено очень много. Есть система локальных культур классических, когда они между собой общались, и всегда была доля пересекаемого и не пересекаемого, интересно было то, что не пересекается. Но любая культура немного блокировала другую культуру. Ситуация была такова, что вырабатывалась медийная коммуникационная структура для двух культур. Когда культуры оказались в этом информационном мешке, то информация и средства диалога между культурами стали средством, а значит, она конструируется. Мы знаем по вашей профессии, что сегодня факт может быть не реальным фактом, а медийно конструируемым. И ясно, что сегодня возникает такая огромная зона манипуляции сознанием при внешней демократичности того же Facebook. Ясно, что это средство чрезвычайной манипуляции сознанием, которое может направить куда угодно. И это действительно новые опасности. Понятно, есть какие-то возможности бороться изнутри, в каждых странах вырабатываются нормы противодействия, здесь мы тоже отстаём. Вы Германию упомянули. Там, если произошло оскорбление, вы имеете свидетелей, вы просто сфотографировали ваше оскорбление, ― вы можете подавать в суд. Я однажды студентку отчислил за жёсткое оскорбление преподавателей в интернете, включая политических лидеров, но через год её суд восстановил. Но я всё равно считаю, что я прав. ПрАво не всегда правО. Правоведы часто смешивают свои правовые утверждения с истиной, а истина и право ― понятия, которые расходятся. Не случайно в одном штате судят, в другом оправдывают. В Гонконге за курение 500 долларов штраф, в другой стране ― ничего.
И. ИЗМАЙЛОВ: Если говорят о жёсткости карательных мер, Германия добилась. Но если говорить о ценностях и позициях, то где Германия, которая была в культурном пространстве предыдущих веков с мощной музыкой, мощными учёными, мыслителями, философами? Вы плотно занимаетесь философией. Где та Германия, которую знал мир?
В. МИРОНОВ: То, что кризис ценностей присутствует в европейском сознании ― это факт. Но это неоднократное явление. Немецкий фашизм базировался на романтизме с одной стороны, с другой ― ordnung,порядок и истерия.
И. ИЗМАЙЛОВ: А чувство превосходства?
В. МИРОНОВ: Отсюда и возникает. Нам в этом смысле немного везёт, у нас отсутствие этого ordnung, может быть, и спасает от создания такого рода структур. Это разница менталитета. И таких примеров можно привести много. Сегодня и Европа, и мир, и мы находимся в системе кризиса ценностей и не можем противопоставить что-то ― это беда. Общество не успевает за происходящими изменениями, в том числе технологическими. У меня есть один профессор, ему 90 лет. Раньше человек рождался в одной культуре, жил и умирал в этой культуре, в этой системе ценностей. А сегодня идёт бомбардировка новыми явлениями, которые претендуют на систему ценностей, и изменения происходят при жизни не только одного поколения, а гораздо быстрее. Мы иногда говорим, что студенты пятого курса иногда не понимают студентов первого. Когда-то разрыв был лет в 20-25, когда люди могли друг друга не понимать. Если бы время было по-старому растянуто, всё бы улеглось, что-то было отобрано, что-то отошло от системы культуры, а что-то осталось. А сегодня ― бомбардировка. Это повышает ответственность ― и нашу, и журналистов ― за информативные структуры, которые они дают, и за те оценки, которые возникают у преподавателей, философов, политологов, гуманитариев, за те обобщения, которые они делают, будучи тоже частью культуры. Это сложная живая система.
И. ИЗМАЙЛОВ: То, что происходит сейчас с миром, то, что Вы описали, смена взглядов моментальная и движение куда-то человечества, Европа или США, которые тащат за собой ― это случайное движение или следование некоему проекту, за которым есть конкретные люди с конкретными идеями, мыслями, программами?
В. МИРОНОВ: Я не сторонник конспирологических теорий, теорий заговоров. Но иногда ощущение такое возникает, когда на какие-то вещи смотришь. Я хорошо знаю систему образования, я критик той реформы образования. Но, если рассмотреть все шаги, которые делались, ощущение, что они направлены на то, чтобы опустить качество образования до предела и в школе, и в вузе.
И. ИЗМАЙЛОВ: Это не случайно, это конкретная цель?
В. МИРОНОВ: Я не знаю, кто конкретно. Но то, как это делается, заставляет иногда так думать. Один простой пример. Нам навязывают идею, что платное образование ― мировой тренд. Чушь. Вся Европа, Скандинавия бесплатно учатся, кроме Англии, дорогого образования нет, а нам говорят, что есть. Говорят, что ЕГЭ ― мировой тренд. ЕГЭ в Китае, Египте, ещё нескольких странах, и нигде это не единственная форма поступления.
И. ИЗМАЙЛОВ: Раз Вы коснулись науки, есть вчерашнее сообщение: в РАН считают, что предложение Минфина переподчинить РАН противоречит логике реформы 2013 года. Заявление заместителя президента Академии наук Владимира Иванова было, он говорит, что это хороший способ добить окончательно нашу науку. Если мы хотим окончательно распрощаться с наукой и образованием из-за удобства распределять эти копейки, поставить всё в зависимость от чиновничьей вертикали, это можно сделать, но тогда мы превратимся в третьеразрядную державу. Что опять происходит с РАН? Что это за инициатива Минфина переподчинить РАН Минобрнауки?
В. МИРОНОВ: У нас министерство постоянно то обедняет, то разъединяет, причём эффективность его работы остаётся всё такой же. Что касается Академии и университетского образования, в мире была выработана мощная схема, она кажется странной сегодня для нас, но она заключалась в том, что государство должно доверять учёным. Да, внешние физики лет 10 могут пить чай, и их можно за это упрекать, но на 11-й год они сделают открытие, которое всё перекроет. Поэтому переход системы, якобы взятой с Запада, что мы будем сокращать бюджетное финансирование, а учёные должны поработать только по грантам ― это чушь. Гранты ― дополнительная форма. Не бывает в науке так, что сегодня утром я выделил грант, а вечером ты сделал открытие. Поэтому все эти реформенные попытки, по большому счёту, это попытки борьбы за имущество, которое за эти годы в Академии есть. Что с ними потом будет? Как их будут использовать? Я не знаю. Я лицо заинтересованное как член-корреспондент Академии, но я наблюдаю, как это происходит, это страшно. Поэтому реформа Академии, если её надо было бы делать, то надо было поручить самим учёным. Наверное, надо было поднять статус молодых людей, которые там участвуют. Безусловно, есть проблема возрастного характера, коллапс, как и в образовании с преподавательским составом. Но это легко объяснимо, понятны рычаги, как можно это решать.
И. ИЗМАЙЛОВ: Ждёт нас перспектива, как сказал Иванов, третьеразрядной державы?
В. МИРОНОВ: Непонятен сам термин. В мир «сегодня» в рамках глобализма, когда страны стремятся выстроить по какому-то ранжиру, понятно, что очень удобно кого-то объявить странами передовыми, одну-две-три страны, и они в этот уходящий цивилизованный поезд сели, и кого-то ― странами, которые в этот поезд не сели. Третьеразрядные страны могут оказаться с точки зрения комфорта проживания в ней очень хорошими. Их даже будут подпитывать, чтобы они были третьеразрядными. Они не выпрыгнут выше чего-то, но их будут подпитывать. Но это попытка передела мира, той ситуации, которая возникла после Великой Отечественной войны, Второй мировой, что мир делится на определённые зоны с определённым доминирующим лидером, почти альфа-самцом, который навязывает всем стереотипы не только в тех же технологиях, но и стереотипы поведения, отношения друг к другу. И государство этому уступает.
И. ИЗМАЙЛОВ: США?
В. МИРОНОВ: Да. Очень хорошо, например, знать английский язык. Но нельзя же всё сводить к нему. Давайте с завтрашнего дня запретим детям говорить по-русски.
И. ИЗМАЙЛОВ: Есть страны, где это делают?
В. МИРОНОВ: Сингапур. И через 15 лет цитируемость повысится.
И. ИЗМАЙЛОВ: Сингапур, Украина?
В. МИРОНОВ: Пушкин по-английски не писал.
И. ИЗМАЙЛОВ: Вы полагаете, это случайно всё происходит? Нарышкин сказал о том, что Евросоюз находится в зависимости от США.
В. МИРОНОВ: Я думаю, что не просто в зависимости, но как палец от руки или рука от туловища ― настолько зависимость большая. Продвигаются просто идеи, которые самим немцам невыгодны. Для Германии сегодня союз с Россией, связь с нефтью, наши культурные связи должен был быть доминирующим. И многие немцы, в том числе внутри страны, это понимают. Но навязывается идея. Ко мне приезжала делегация из Бундестага на факультет, мы говорили об образовании, но закончили Крымом. Я приводил им пример: ведь, когда присоединили ГДР, никакого референдума не было. Более того, Гельмут Коль тогда, умнейший политик, заявлял, что у него не было выхода, что знал, какие будут проблемы, но у него было десять дней. Если бы он за десять дней не успел что-то сделать, этого бы не произошло. Есть политика ― и есть культура, которая сосуществует. И то, что сегодня Европейский союз, а он так и задумывался, становится проамериканским по доминированию языка и культурным стереотипам, это безусловный факт.
И. ИЗМАЙЛОВ: Давайте отвлечёмся от Евросоюза, перенесемся в Соединённые Штаты Америки. Что там, на Ващ взгляд, происходит сейчас, что называется Балтимор, ходит в сети шутка про Балтиморскую народную республику. Мы вчера говорили с нашим дипломатом Долговым, несколько тезисов он сказал: «Маяк американской демократии светит всё более тускло» ― это понятно. «Проблема этнической, нравственной нетерпимости пронизывает американское общество. Правосудие для белых, как его уже называют. И в корне проблем США, расовых и этнических, концепция исключительности. Причём не только на международной арене, но и на внутреннем театре». Это не точная цитата, но близко к тексту. При этом Вы приводили пример их исключительности. Эта исключительность свойственна, на Ваш взгляд, англосаксонскому миру, с которой он живёт и несёт всю свою жизнь и не воспринимает других народов, как себе равных? Что с США происходит?
В. МИРОНОВ: США ― это большой эксперимент. По-разному можно называть: великий, большой. Это одна из немногих стран, которая функционирует по написанной Конституции. История ― большой вопрос, насколько мы успеваем. Мы можем представить, какие люди собирались в США изначально: немцы, французы. Есть известная гипотеза, что языком главным мог оказаться не английский, а немецкий. Представьте, как могла бы измениться ситуация, кстати говоря. Поэтому «плавильный котёл», как иногда называют американцев, которые сразу выстраивают концепцию под страну. Когда вы приезжали в США, вам меняли фамилию, если она была длинной ― её делали короче, упрощали.
И. ИЗМАЙЛОВ: Всё упрощается, и язык упростили.
В. МИРОНОВ: Совершенно верно. Эта страна создавалась как страна по написанному. Поэтому расизм попытались законно увести на периферию сознания. Но как только возникают какие-то коллизии, всё выплывает наружу, расизм выходит наружу. Я бы не стал говорить, что закон только для белых, потому что в зависимости от штатов есть и прямо противоположная ситуация, но это не имеет значения.
И. ИЗМАЙЛОВ: С учётом, что США учит весь мир всему, начиная от демократии и заканчивая правами СМИ, держа в одной руке список, который привёз Касьянов, другой рукой Польша запрещает въезд, что с США сегодня?
В. МИРОНОВ: Я думаю, что там господствует лицемерие. Очень красивые заявления, и при этом ясно, что проявляются самые дикие вещи, включая расизм, фактор неуважения к индивиду, индивидуальности. Я думаю, это, безусловно, сохраняется. Учитывая переход власти в США, я думаю, тенденция будет усиливаться. Поскольку враг всегда консолидирует, демонстрация того, что Россия ― главный враг для США, действительно, общество консолидирует. Но они также относятся и к другим. При всей любви к немцам, как мы говорим, вы помните скандал с Меркель, когда она приехала и попросила сначала вернуть золотой запас, а потом хотя бы показать? И ей ответили, что это не её дело.
И. ИЗМАЙЛОВ: Не пустили даже посмотреть. Кстати, потом не пустили голландцев, швейцарцев.
В. МИРОНОВ: Вот и простой ответ совершенно. Удивляет другое: может, они уже не способны? Насколько эти страны способны сопротивляться? Казалось бы, здесь логичнее находить альтернативу в какой-то другой конфигурации, в том числе включающей Россию, но действительно ушло слишком далеко.
И. ИЗМАЙЛОВ: Что тогда происходит с миром сейчас, если на Украине, как сказал президент, не хотят жить с неонацистами. Слово «неонацисты» прозвучало в фильме «Президент». Тем не менее везде уже открыто говорят, что за всеми делами на Украине стоят США, на высшем уровне у нас говорят, да и не только у нас. Тогда сами США ту самую исключительность, расовые проблемы не могут решить в своей стране. Что ждёт мир, на Ваш взгляд?
В. МИРОНОВ: Когда была система СССР-США, как бы к этому ни относились, Ясперс, великий немецкий философ когда-то говорил: «Мы находимся на футбольном матче, играют США и СССР, мы можем аплодировать, смеяться, но играют они». Как только было разрушено противостояние двух больших и сильных систем, СССР ― всё-таки не Россия, согласитесь, появился один доминирующий лидер. Ясно совершенно, что его позиция ― не допустить образования какой-то структуры, которая будет ему равна. Даже Евросоюз, если брать его один, в чём-то может противостоять, но в целом, конечно, уступает США. А если бы Евросоюз объединялся с той же Россией, теми же странами бывшего Советского Союза, ситуация была бы немного иная.
И. ИЗМАЙЛОВ: Лавров в среду сказал о союзе России и Германии, президент Чехии Земан сказал в среду, что Россия войдёт в Европейский союз. Нарышкин, который несколько месяцев назад говорил, что проект «Большая Европа» не получился, поэтому строим ось с севера на юг, от Мурманска до Пхеньяна и Пекина, вчера заявил, что поддерживает мечту президента Чехии о будущей интеграции Евросоюза и России, что сейчас самое время, это десятилетиями готовилось. О чём речь идёт? Почему сейчас об этом стали говорить открыто? И на каких основах объединяться? Мы с Вами очень плотно говорили о том, что представляет из себя Европа в культурном плане.
В. МИРОНОВ: Там содержится ответ на Ваш вопрос: он же говорит о мечте. Мечтать не вредно, мечтать мы можем. И ясно совершенно, что основания для такого союза есть, наша страна европейская во многом, как бы мы ни говорили о евроазиатских началах, но все-таки Россия избрала преимущественно европейский путь развития. Это нас пытаются всё время от этой Европы отвести. Поэтому я думаю: безусловно, мы можем вступить в Европу. Насколько сейчас Европа готова? Гельмут Коль неоднократно выступал сейчас с критикой Меркель, кстати, всё время говорит, что при нём бы этого не было. Тут мы можем простить, любой политик в отставке может так говорить, но вообще-то в это верится. Ясно совершенно, что сегодня многие немецкие предприниматели понимают, что господствуют не экономические решения в вопросах с нашей страной, а чисто политические. Это казалось когда-то фантастическим.
И. ИЗМАЙЛОВ: Объединяться ― а куда России входить? В однополые браки, в ювенальную юстицию, в убийство жирафов, в зависимость от США?
В. МИРОНОВ: Есть разные типы объединения. Можно объединиться и сделать нечто среднее, можно объединиться в том, что более важно, поэтому нужно объединяться не по тем принципам, которые нам навязывают, а по отстаиванию своих принципов.
И. ИЗМАЙЛОВ: А какие нам нужны?
В. МИРОНОВ: Как Вы сказали, если однополые браки ― не наша ценность, значит, мы сразу заявляем, что это условие не будем соблюдать, и скорее мы нужны Европе в данном случае, чем наоборот.
И. ИЗМАЙЛОВ: Мы не можем не соблюдать, в нашей Конституции прописаны нормы.
В. МИРОНОВ: Это сложная проблема, я специально этим занимаюсь, сейчас идёт деформация международного национального права. Есть председатель Конституционного суда Австрии, я сейчас пишу работу по этому поводу, который уже много лет критикует попытку создания, а её до сих пор не создали, единой Конституции Европы. Там возникли страшные вещи. Допустим, вы ― австриец, голосуете за некоторые законы, эти законы вы соблюдаете, потом оказывается, что вы действуете неверно по отношению к международным законам. Получается, что рушатся демократические принципы, рушатся принципы конституционализма. Более того, австрийскому суду предписывается вас же за это наказывать. И на самом деле в Европе огромный кризис. У многих стран, Австрии, например, Греции, с международным правом не так легко дела обстоят.
И. ИЗМАЙЛОВ: Об этом говорит и Бастрыкин, о единстве Европы и на чём оно сегодня держится.
Когда появился проект вхождения России в Европу, какая была попытка его реализации и о чём сказал Путин в воскресенье: «У нас у всех были иллюзии, нам казалось тогда, что после крушения Советского Союза Россия добровольно и сознательно идёт на историческое ограничение, связанное с отказом от собственной территории ― мощь окраин, от производственных мощностей ― идея индустриализации. Нам казалось, что с уходом от идеологической составляющей мы отказались от наших ценностей, которые разделял Советский Союз и весь остальной цивилизованный мир, и теперь оковы пали, и свобода нас встретит радостно у входа, и братья меч нам отдадут». Но братья не спешили отдавать нам меч и с удовольствием забрали бы остатки былой боевой мощи, которой обладал Советский Союз, что и пытались сделать к 2000 году. Кстати, если бы не Путин, то и забрали бы благополучно. К чему привёл проект вхождения в Европу, и что говорит Европа после вхождения Крыма в состав России?
В. МИРОНОВ: Нужно различать официальную и неофициальную позиции. Европа страшным образом идеологизирована. Мы встречаемся с профессурой, возьмём этот слой. Когда мы рассказываем им о Крыме, мы видим на их лицах усмешки, и многие говорят, что они и не знали, что Крым не наш. Но одновременно с этим те же люди говорят, что, если мы будем вести с ними официальную беседу на радио или телевидении, они будут говорить по-другому. Это очень жёстко выстроено, и мы были к этому не готовы.
Что касается проекта европейского, проблема не стоит, кто когда решил и так далее, ясно совершенно, что страна может вступать в Европу только в том случае, когда это устраивает нашу страну как по экономическим, так и по идеологическим соображениям.
И. ИЗМАЙЛОВ: СССР вели в Европу? Для этого сбросили окраины, идеологию?
В. МИРОНОВ: Это огромный вопрос. То, что было в СССР ― это колоссальная безответственная позиция. Я очень хорошо знаю эпизод, когда Михаил Сергеевич бежал на встречу к Гельмуту Колю и говорил, что меньше, чем за такую-то сумму, а решался вопрос о выводе войск, мы не дадим, а Кольт вёз сумму в несколько раз больше. В последние годы стали говорить, что не было подписано ни одного официального документа о расширении НАТО.
И. ИЗМАЙЛОВ: Это началось до Горбачёва.
В. МИРОНОВ: Началось, но ты же этим занимался, значит, договорами это надо оформлять. Вы помните, какая позиция была у Шеварднадзе, потом у Козырева?
И. ИЗМАЙЛОВ: Правильно ли я Вас понимаю, что надо было отказаться от всего, что у нас было, войти в Европу, в которой нас никто не ждал, просто юридически сохранить свои интересы?
В. МИРОНОВ: Нет, я считаю, что до упора надо было бороться за сохранение Советского Союза. Да, он мог принять другую форму.
И. ИЗМАЙЛОВ: Тогда без вхождения в Европу.
В. МИРОНОВ: А неизвестно, что Европа бы предложила. Вполне вероятно, что нам было бы выгоднее. Может быть, мы бы присоединяли к себе Европу. Это другая система организации.
И. ИЗМАЙЛОВ: У нас у всех были иллюзии. Получается, если президент говорит, что один раз отказались от всего, чтобы войти в Европу, и сейчас нам предлагают войти ― мы опять всё бросим и войдём в Европу от Москвы до Рязани?
В. МИРОНОВ: Это не должно быть самоцелью.
И. ИЗМАЙЛОВ: Так Нарышкин говорит. В фильме «Президент» об этом прямо сказал бывший глава МИД Иванов. Он сказал, что российские ресурсы плюс европейские мозги сделают нас номер один в мире.
В. МИРОНОВ: Один польский писатель Леон Вишневский оценивал многих государственных деятелей. Он говорил, что в последнее время исчезли государственные деятели и остались только политики, менеджеры от политики. Отсюда и смена траектории, взглядов. Задача политика ― мыслить стратегически, ты можешь проиграть тактически, но выиграть стратегически. До последних лет мы наблюдали, что мы осуществляли стратегический проигрыш почти по всем параметрам, как внутри страны, так и снаружи. Этого надо избегать. Для этого нужно мощное экспертное сообщество, не только по вопросам политическим, международным, но и по вопросам образования, развития науки. У нас не обращаются к профессиональным людям, чтобы эти вопросы решать. Поэтому у нас министром иностранных дел может быть господин Козырев, который делал такие вещи, которые мог делать враг. Когда его пригласили в МГИМО, там устроили свист и студенты, и преподаватели. Вот вам отношение.
И. ИЗМАЙЛОВ: Давайте запустим голосование по итогам программы. Вы поддерживаете Владимира Миронова в целом, или вы в чём-то принципиально не согласны?
Александр из Германии пишет: «Фашизм имманентен народам Европы». «На вашем факультете учился Александр Бородай?» ― спрашивает Серафима. Что скажете о мировоззрении?
В. МИРОНОВ: У нас много кто учился, у нас училась Тимакова, пресс-секретарь. Богушевская училась. Это был хороший студент, занимался политологией, сейчас занимается другими делами ― что я могу сказать?
И. ИЗМАЙЛОВ: Про Тимакову интересно, но в другой раз. Михаил пишет: «Кажется в последнее время, что всё хорошее позади, впереди только хуже, нам пытаются насаждать то, что идёт не от нашей исконной культуры». Кстати о вхождении в Европу, Россия ведь фактически единственная упёрлась в мире и не принимает те ценности, за которые ратует мир. Путин на этой неделе снова сказал, что попытки переписать историю носят агрессивный характер, Медведев об этом сказал, Нарышкин говорит, Иванов. Нарышкин вчера сказал, что в некоторых государствах фашизм ― государственная политика.
В. МИРОНОВ: А потому что мы деньги не вкладывали в продвижение русского языка. Мы разрушили СССР, и русский язык похоронили. А надо было денежки вкладывать, чтобы он остался в бывших странах.
И. ИЗМАЙЛОВ: А мы разрушили Советский Союз?
В. МИРОНОВ: Когда он распался, мы должны были понимать, что нужно оставить русский язык как интегративный, и были возможности.
И. ИЗМАЙЛОВ: Он же не для этого распадался, чтобы всё сохранить?
В. МИРОНОВ: К нам китайцы приезжают учиться за деньги, а раньше приезжали учиться бесплатно, и они руководят страной. Неделю назад приняли решение об увеличении бюджетных мест. Опомнились, но поздно.
И. ИЗМАЙЛОВ: Времени, к сожалению, не остаётся, Вас поддерживает 97% позвонивших, 3% в чем-то не согласны. Приходите ещё!
В. МИРОНОВ: С удовольствием! Спасибо!
